В предыдущей заметке мы отметили: «Маски, в которых предстают лирические героини цикла, разнообразны». Это положение основано на так же приведенном ранее кратком перечне «образов» Ахматовой»:

 

Исследователи отмечали в цикле «Ахматовой» избыток устрашающих образов [Лосская: 21; Лиснянская: 47, 57]. Ср. «Ты черную насылаешь метель на Русь, / И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы»; «Ты, срывающая покров / С катафалков и с колыбелей, / Разъярительница ветров, / Насылательница метелей»; «краса Грустная и бесовская»; «над червонным моим Кремлем / Свою ночь простерла» [СС1: 303-308]. С. Ельницкая утверждает, что «портрет Ахматовой весь выдержан в черных тонах. Ахматова — страшная, темная сила <…> “чей голос — о глубь, о мгла!”» [Ельницкая: 26-27]» (Войтехович: 428)

Это разнообразие

проявляется не только в сочетании непохожих «ликов» героини из разных стихотворений («Муза», «демон» и «Златоустая Анна всея Руси»), но и в каждом из этих образов, в пределах одного стихотворения (Войтехович: 430)

Кроме этого, и «восточный элемент отразился в цветаевском образе Ахматовой» (Там же). Можно сказать, что в цикле сформирован образный ряд главной лирической героини.

Но и вторая лирическая героиня — Цветаева — также является в стихах под разными ликами, воплощается в разных персонажах, формируя собственный образный ряд

Попробуем выяснить, не существует ли какая-либо тенденция в этих двух рядах, нет ли между ними какой-либо связи? Для этого выстроим их в последовательности стихотворений цикла.

№ ст.	Ахматова	Цветаева
1	Муза плачаШальное исчадие ночи белой	[Дарительница Москвы]
2	Царскосельская музаГорбоносая [распорядительница судеб]	[Вдохновенная воспевательница]
3	Прах легчайшей птицы[Двуединая ипостась] ангела и орла	[Рассказчик (нарратор)]
4	[Мать царского сына][Жена царя]	[Рассказчик (нарратор)]
5	[Юная поэтесса]	[Рассказчик (нарратор)]
6	Конвойный	Острожник
7	Разъярительница ветров,Насылательница метелейЧернокнижница Крепостница	[Антипод и будущая жертва]
8	[Богомолка]краса Грустная и бесовскаяХлыстовская богородица	[Свидетельница]
9	Златоустая Анна всея Русивсея Руси Искупительный глагол	[Бескорыстно любящая]
10	Земная женщинанебесный крест[Лик с иконы]	[Истово любящая]
11	[Владычица Вселенной]	[Озорная невинная детская душа]
12	—	[Медиум мировой отзывчивости]
13	ЦарицаБарынька	[Паломница][Торговка ягодами]

Определение образов, разумеется, выведено с определенными допущениями и упрощениями. В квадратных скобках приведены реконструированные нами маски. Сразу можно отметить, что в отношении Цветаевой они в абсолютном большинстве. В отношении Ахматовой в абсолютном большинстве конкретные авторские определения. В нескольких случаях ее образ создается косвенными приемами, через описание функций, сюжетное поведение.

В плане той множественности, которая отмечена в пределах одного текста, мы насчитали 25 «масок» Ахматовой и 14 — Цветаевой. Их отношение приблизительно 2:1. Это логично: Ахматова — доминантный образ цикла. При этом, однако, она полностью отсутствует в 12-м стихотворении, где происходит самопрезентация Цветаевой: на себя она глазами Ахматовой не глядит.

Ее же взгляд присутствует в каждом тексте, и это тоже логично. Однако окраска собственного образа в разных стихах разная, и маски ведут себя по-разному, в зависимости от задачи текста и выбранного ракурса. Если распределить роли Цветаевой по шкале эмоционального отношения к Ахматовой, то абсолютный минимум наблюдается в стихах 3-5, где лирическая героиня Цветаевой — статичный, пассивный образ, отстраненный повествователь, размышляющий наблюдатель, нейтральный посредник между ахматовским миром и читателем.

Более эмоциональна и позитивна «свидетельница» в 8-м стихотворении, намекающая на духовную близость с условной «богомолкой».

В текстах 1-2, 9-11 градусник зашкаливает: героиня Цветаевой, «дарительница Москвы», «вдохновенная воспевательница», «бескорыстно» и «истово» любящая», доходит до высших степеней экзальтации и самоуничижения.

«Антипод и будущая жертва» осторожно, но твердо противопоставляет себя Ахматовой в 7-м стихотворении.

«Острожник» в 6-м тексте противостоит «конвойному» гораздо более жестко и непримиримо, но сохраняет осторожность, действие останавливается на пороге обманного приема.

12-й текст, где Цветаева являет себя как «мирового медиума», — апофеоз собственного достоинства, спокойное и уверенное предъявление права на поэтический трон.

В 11-м стихотворении «детская душа» уже проявляет активность, решается на отчаянное, открытое внедрение в царство Ахматовой.

А в 13-м — совсем иные, неожиданные маски: «паломница» и «торговка ягодами». И их поведение — совсем не то, как ведет себя «острожник», а активность — совсем иного плана, чем «детской души»:  их задача — не сбежать от Ахматовой и не победить ее дерзким наскоком, а выиграть в поединке ролей.

Можно предположить, что цветаевские маски использовали все основные значимые позиции на шкале отношения к Ахматовой, таким образом предъявив и выразив те основные пункты, на которых сосредоточивалось внимание Цветаевой к ахматовской теме.

Мы предложили лишь одну интерпретацию ролевой игры, предложенной в цикле. Она не совпадает с последовательностью текстов, и это не дает возможности сразу ответить на вопрос — какую задачу эта игра выполняет в данном, композиционно заданном пространстве. Предполагаем, что можно найти достаточно обоснованный ответ и на этот вопрос. Это тема будущих изысканий. Пока что остановимся на выявленных в цикле образных рядах и на том, что каждый из образов выполняет ту задачу, ради которой создан конкретный текст.

ЛИТЕРАТУРА

Войтехович — Войтехович Р. Польская гордыня и татарское иго в стихах Цветаевой к Ахматовой. // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XII: Мифология культурного пространства: К 80-летию С. Г. Исакова. Тарту, 2011. С. 427– 450.