Под предыдущим стихотворением стоит дата: 18 мая 1916 г. За день до этого, 17 мая семья Эфронов отправилась в Коктебель на летний отдых. Московская атмосфера сменилась приморской, последовали новые впечатления, мысли и чувства. Пережив катарсис, осмыслив последнюю и вечную — ангельскую — ипостась Блока, Цветаева словно выговорилась до конца, исчерпала тему. И восьмое стихотворение могло, а может быть, и должно было  стать финальным в «блоковском» цикле.

Но образ поэта продолжал занимать свое место в иерархии кумиров Цветаевой. Требовались лишь новые импульсы, чтобы творческое вдохновение вспыхнуло с новой силой. Это произошло спустя четыре года,

и первым после долгого перерыва было написано стихотворение «Как слабый луч сквозь черный морок адов…»

9

Как слабый луч сквозь черный морок адов —

Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.

 

И вот в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим, —

 

Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

 

За синий плащ, за вероломства — грех…

И как нежнее всех — ту, глубже всех

 

В ночь канувшую — на дела лихие!

И как не разлюбил тебя, Россия.

 

И вдоль виска — потерянным перстом

Все водит, водит… И еще о том,

 

Какие дни нас ждут, как Бог обманет,

Как станешь солнце звать — и как не встанет…

 

Так, узником с собой наедине

(Или ребенок говорит во сне?),

 

Предстало нам — всей площади широкой! —

Святое сердце Александра Блока.

9 мая 1920

За время, прошедшее с последнего стихотворения о Блоке, ситуация изменилась кардинально. Страна прошла через потрясения революции и гражданской войны. Жизнь шла в иных социальных и личных координатах. Новая реальность не могла не повлиять на характер восприятия личных событий, не могла не изменить представление окружающего мира. В том числе и представление образа Блока.

Загадку нового произведения не разгадать без знания реалий. И знания текстов самого Блока.

Загадка возникает в первой же строфе:

Как слабый луч сквозь черный морок адов —

Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.

До сих пор героиня воспринимала Блока как явление отдаленное, недоступное, реальное лишь в мире собственных грез. И вдруг описывается совершенно конкретный, живой, блоковский голос. Как она его могла услышать?

Очень просто: увидев поэта вживую, наяву.

Заглянем в записи Блока:

7 мая (1920 г.) Ехать в Москву с Алянским.

8 мая. Приезд в Москву.

9 мая. Мой вечер в Политехническом зале на Лубянской площади. Вечером — у Балтрушайтиса. (Блок)

Каким образом Цветаева узнала об этом выступлении, не так уж важно. Важно то, что она на нем была. Важно и — удивительно. Не могла не быть? По логике цветаевских увлечений, скорее не могла и даже не должна была быть. Для сохранения целостности ее любви не было большей угрозы, чем встреча наяву, разрушавшая созданный воображением образ.

Но Цветаева на выступлении Блока была. В первой строфе она не описывает внешность поэта. Это осталось для себя, в личной записи:

«Блок: грассирует, неясное ш, худое желтое деревянное лицо с запавшими щеками (резко обведены скулы), большие ледяные глаза, короткие волосы — некрасивый. <…> Деревянный, глуховатый голос. Говорит просто — внутренне — немножко отрывисто. Лицо — совершенно неподвижное, пасмурное. <…> Одежда сидит мешковато, весь какой-то негнущийся — деревянный! — лучше не скажешь, уходя угрюмо кивает, поворачивается почти спиной, ни тени улыбки! — ни тени радости от приветствий. Всё — НЕХОТЯ. В народе бы сказали: убитый. <…> Боюсь, что скоро умрет. — Нельзя — так — без радости!» (ЗК 2: 113, 116).

Судя по точности определений, Цветаева находилась совсем рядом со сценой, иначе близорукость помешала бы заметить такие подробности. В личном описании почти нет позитивных оценок. Живой Блок оказывается некрасив. Подтверждается предсказанная четыре года назад точность представления его предсмертного облика. Но магия любви продолжала действовать, и реальный вид усталого, больного, немолодого и некрасивого мужчины в поношенном одеянии выводился за рамки восприятия, как бы не существовал, или, по крайней мере, был не важен. Важнее было то, что и как говорит Поэт. Она услышала голос — похожий на солнечный луч. Голос, принадлежавший тому самому Блоку, который олицетворял для нее свет, жизнь, красоту мира. Потрясение усилилось фоном, на котором довелось впервые увидеть и услышать легендарный голос. Оборот «Грохот рвущихся снарядов» обозначает инцидент, отражавший мрачные реалии гражданской войны: в этот день произошел взрыв артиллерийских складов. Поэтическое сознание обнаружило высокий символический смысл в совпадении двух событий:

И вот в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим, —

В этой строфе присутствуют как минимум два важных факта. Живая примета, земная: голос Блока — глухой. Факт высшего порядка: увиденный воочию поэт не только не вызвал разочарования, не только сохранил полученный четыре года назад ангельский чин, но и продолжает в этой ипостаси служить небесным силам, против сил Зла, разрушающих земной мир.

Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

 

За синий плащ, за вероломства — грех…

И как нежнее всех — ту, глубже всех

 

В ночь канувшую — на дела лихие!

И как не разлюбил тебя, Россия.

Слушая Блока, Цветаева перестает существовать в мрачной действительности. Для нее теперь существует лишь то, что он читает на выступлении в Политехническом музее. Ее душа пропитана блоковскими текстами. Вживую, из уст самого поэта она слышит то, что знала до сих пор по книгам: и «Утро туманное», и «О доблестях, о подвигах, о славе…», и другие стихи, посвященные всему, что он любил и воспевал. И новое звучание, которое приобрели блоковские тексты в пореволюционной России, утверждает незыблемость духовных начал, бессмертность красоты, переживающей все социальные потрясения.

Впечатление перебивает еще одна живая примета:

И вдоль виска — потерянным перстом

Все водит, водит…

Единственная имеющая отношение к внешности деталь облика вводится в текст как пример случайного, внешнего проявления внутренней жизни. Цветаева видит поэта существующим в собственном мире, отрешенным от окружающей обстановки. И, умилившись непроизвольному жесту, душа снова самозабвенно тонет в потоке блоковских стихов:

И еще о том,

 

Какие дни нас ждут, как Бог обманет,

Как станешь солнце звать — и как не встанет…

 

Так, узником с собой наедине

(Или ребенок говорит во сне?),

 

Предстало нам — всей площади широкой! —

Святое сердце Александра Блока.

Личная встреча оказалась возможной и не вызвала разочарования потому, что была односторонней. Это позволило миновать земные приметы небесного явления и, оставаясь невидимой, неразличимой в толпе на «площади широкой», глядеть на кумира восторженными глазами, слушать его голос, впитывать поэтическую речь всеми чувствами, всем разумом — чтобы, остыв, отдохнув от непосредственного впечатления, сделать вывод: Блок — тот самый Поэт, каким он представлялся в давние, дореволюционные времена: человек со святым сердцем.

Такое событие и такое впечатление не могли не способствовать новому потоку «блоковских» текстов. И они последовали. Что было дальше — узнаем.

ЛИТЕРАТУРА

1. Блок — А. А. Блок в Политехническом // «В Политехническом «Вечер Новой Поэзии». М., 1987. — http://aptechka.holm.ru/statyi/knigi/vnp4.html
2. ЗК 2 — Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. II: 1919–1939. / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и М. Г. Крутиковой. М., 2000, 2001.