С возвращением семьи Эфронов в Советский Союз оправдались худшие ожидания. 1940 год Цветаева встретила в состоянии человека, лишившегося всего: семьи, дома, почвы под ногами. Существование шло под тяжестью двойной муки за мужа и дочь, попавших в тюремные застенки… Но чувство ответственности за жизнь близких давало силы выдерживать напряжение определенных судьбой обстоятельств. Требовалось жить, требовалось зарабатывать […]

1938 год известен кратким стихотворением «Опустивши забрало…» Оно написано 22 марта, когда Цветаева пережила первое, самое трудное время после бегства мужа в Советский Союз. Тема отражает ее состояние в этот период, главным к котором был внутреннее опустошение, ощущение приближения личного конца:  

1937 год отмечен тремя крупными творческими удачами Цветаевой.

1936-1937 годы можно назвать последним периодом стабильности в жизни Цветаевой. Семейные конфликты утратили первоначальную остроту, бытовые проблемы стали менее мучительными, забота о хлебе насущном уже не заглушала душевные и творческие порывы. Причины этой ситуации хорошо освещены в биографиях поэта, и мы не будем на них останавливаться. Глядя из будущего, мы знаем, что это было затишье […]

Лето 1935 года, проведенное в Фавьере, принесло Цветаевой, как обычно, немало личных огорчений, но и дало много новых впечатлений. В воспоминаниях Г. Родионовой описываются долгие совместные походы по окрестностям. Интонации, звучащие в письме, написанном по итогам фавьерского пребывания, разительно отличаются от тех, которыми были наполнены письма первого месяца:  

Творческий взлет 1934 года продолжался и в следующем году. В общем-то этот период представляется вершиной, полным расцветом поэтического гения Цветаевой — и по зрелости мастерства, и по плодотворности самореализации —  даже с учетом всех обстоятельств, ограничивавших масштабы и интенсивность его проявления. Предыдущий год, подобно 1926 году, завершился личным ударом: