Марина Цветаева: эпоха, культура, судьба. Десятая цветаевская междунар. научно-темат. конференция (9–11 октября 2002 года). Сб. докладов. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2003

Предисловие М. Л. Гаспарова отмечает изменения,  произошедшие за десяток лет с того времени, когда «изучение русской поэзии начала века только что вышло из советского небытия. До этого оно напоминало не науку, а религию: был десяток молелен, по отдельности для Блока, Пастернака, Ахматовой, Волошина и т.д., и прихожане их не очень долюбливали друг друга. В цветаевском святилище прихожане и прихожанки были особенно эмоциональны, и это не всегда приносило пользу. За десять лет все переменилось».

Действительно, цветаеведение за этот срок обогатилось капитальными трудами, которые позволили сделать изучение наследия поэта по-настоящему научным. Однако, как отмечается в том же предисловии, филологам зачастую интереснее сближать «далековатые явления», чем изучать факты и закономерности. Содержание сборника доказывает, что и в этом плане произошли существенные изменения.

I. Марина Цветаева: текст жизни

В.С.Баевский. Евгений Ланн в творческой биографии Марины Цветаевой 9

Э.М.Береговская. Евгений Ланн – поэт круга Максимилиана Волошина, Григория Петникова и Марины Цветаевой 19

Е.А.Надеждина. «Тихо взошли на холм вечные – двое» 28

Е.Б.Найдинская. А.А.Стахович в творчестве Марины Цветаевой: миф и реальность 32

Е.Л.Кудрявцева. «Хотите ко мне в сыновья?..» (Поэт Анатолий Штейгер в Базельском архиве М.Цветаевой) 41

А.С.Балакин. Болшевские письма Ариадны Эфрон 44

II. Культурный контекст

Н.О.Осипова. «Поэма Воздуха» М.И.Цветаевой как супрематическая композиция 49

Д.Д.Кумукова. Идея «духа музыки» в эстетике М.Цветаевой и русских символистов 61

Т.Л.Скрябина. Неисчерпаемость метафоры: «Поэма Горы» М.Цветаевой и футуристическая эстетика 67

О.А.Скрипова. Сюрреалистическое мировосприятие и жанр лирической поэмы (Марина Цветаева «Попытка комнаты») 73

Л.Ф.Кацис. Марина Цветаева: немецко-еврейский и немецкий экспрессионизм 84

С.Ж.Макашева. М.И.Цветаева и русский предэкзистенциализм 93

К.Б.Жогина. Марина Цветаева и Павел Флоренский: личностные параллели и общность взглядов 99

К.Ичин. М.Цветаева и Н.Гончарова: пушкинский контекст 111

Л.Л.Кертман. Образ Натальи Гончаровой в пушкинианах Анны Ахматовой и Марины Цветаевой 122

М.М.Полехина. Художественные миры и миры образов в поэзии Цветаевой и Маяковского 127

Е.К.Соболевская. Диалог о метафизике стиха (Волошин – Цветаева – Бродский) 135

В.М.Хаимова. М.Цветаева – И.Бродский: два метафизических пространства («Новогоднее» и «Большая элегия Джону Донну») 145

В.Хазан. Несколько заметок о влиянии М.Цветаевой на эмигрантскую поэзию 154

И.Б.Ничипоров. Автобиографический миф в «московской» поэзии М.Цветаевой и Б.Окуджавы 168

Т.В.Алешка. Образ М.Цветаевой в поэзии А.Тарковского (Опыт прочтения стихотворения «Все наяву связалось…») 181

Н.А.Афанасьева. «Тебе – через сто лет» (М.Цветаева в поэзии второй половины ХХ века) 187

Д.Радес. Цветаева в культурной жизни Петербурга во второй половине ХХ века 191

Т.А.Быстрова. Марина Цветаева и Габриэле Д’Аннунцио 194

Р.Г.Бурдеус. Марина Цветаева и Клементина Ардериу 203

А.Гилднер, И.Галка. Марина Цветаева в Польше 205

III. Художественные стратегии Марины Цветаевой

Т.М.Геворкян. Принцип парности в литературных портретах Марины Цветаевой 219

Е.В.Титова. Марина Цветаева – лирик и эссеист 230

А.Смит. Текст как театрализованное представление в творчестве Марины Цветаевой 237

М.С.Лебедева. К вопросу о диалогизме и единстве в творчестве М.Цветаевой 248

В.В.Лосев. Визуальные приемы в лирике Марины Цветаевой 256

Е.В.Снежкова. Марина Цветаева – переводчик с французского и на французский (Шарль Бодлер «Le Voyage», А.С.Пушкин «Бесы») 261

И.Надь. «…Мне хочется, чтобы Рильке говорил – через меня» (Заметки о метафоре перевода у М.Цветаевой) 270

А.Прохорова. «Метафизическая» и «земная» метафоры в произведениях Марины Цветаевой 278

Е.А.Романова. Образ Снежной королевы в цветаевском цикле «Подруга» 283

Т.А.Быстрова. Москва – женщина (На материале циклов «Стихи о Москве» и «Москве») 292

IV. Поэтический язык и поэтический мир Марины Цветаевой

О.Г.Ревзина. Русская натура Марины Цветаевой 301

С.А.Шилова. «Поэтическая анатомия» М.Цветаевой 310

А.В.Бородулина. Ситуация принуждения в поэтическом мире М.И.Цветаевой (На материале сборника «После России») 323

И.Ю.Белякова. Имена рельефа в поэтической картине мира М.Цветаевой 330

Е.Ю.Муратова. Ономастическое пространство стихов как отражение жизненного пути поэта

(На материале лирики М.Цветаевой 1922–1939 гг.) 338

О.А.Иванова. Имена собственные и табуирование в поэмах М.Цветаевой, написанных на народные сюжеты 350

Н.В.Крицкая. Специфика языковых средств в поэме М.Цветаевой «Моˆлодец» 358

Л.Л.Шестакова. Поэтический язык Марины Цветаевой в лексикографическом представлении 365

В.В.Жильцова. Знаки препинания сферы слова: дефис в стихотворениях и поэмах М.И.Цветаевой 376

Т.Ф.Новикова. Эмфатические функции знаков препинания в поэзии М. Цветаевой 386

V. Интерпретационные и исследовательские подходы

С.Н.Лютова. Архетипический политеизм М.Цветаевой и неоязычество в русской культуре ХХ в. 395

Л.Панн. «Факт существования чего-то во-вне» (Об одном аспекте мировосприятия Марины Цветаевой) 409

М.И.Маслова. Цветаева и психоанализ (Вместо полемики с Б.М.Парамоновым) 421

Н.С.Кавакита. «Матриархат» Марины Цветаевой (Материнская архетипика в образно-тематической системе творчества поэта) 432

В.Лосская. М.Цветаева и проблема женского творчества 444

Т.С.Карпачева. Два «Вечера поэтесс» в Политехническом музее (М.Цветаева и С.Парнок о женской поэзии) 453

С.А.Ахмадеева, И.А.Постная, Р.С.Войтехович. Марина Цветаева про пол и характер 462

Л.Григорьева. Мужчина в женском зазеркалье (Мужской портрет в творчестве Марины Цветаевой) 477

С.Ю.Лаврова. Имя и слово Марины Цветаевой в персоносфере русской культуры (К постановке проблемы) 485

В.А.Маслова. М.Цветаева как поэт культуры: концепт кружения в поэзии и культуре 493

К.Хаушильд. Поэма «Молодец» – литургия революции 504

Х.Рууту. К мифопоэтике М.Цветаевой: «Ариадна» (стихотворный цикл и трагедия) 513

И.Ю.Белякова. «Эти люди нас просто создали…»  518

Одной из наиболее важных работ можно считать статью О.Г.Ревзиной «Русская натура Марины Цветаевой». Эта тема чем дальше, тем актуальней, и тем существеннее для познания истины положения статьи:

Сколько бы Цветаева ни призывала искать в ней германские корни, мы воспринимаем иначе: Цветаева – это русская природа (Русской ржи от меня поклон), русский характер (Вольной цезуры нрав), русский мир (Какая разлилась Россия – в три полотнища!). …Русская натура – народная Цветаева: что может быть естественнее?

Но не все так просто. Концепт натуры не включает принадлежность к какой-то определенной нации или территории (вспомним цветаевское «Родина не есть условность территории» – IV, 618), а между тем «русский» – признак национальный.

Автор ищет решение вопроса в формах, которые используются Цветаевой для характеристики понятия «русского»:

Судьбина Русская – формула, в которой замыкаются начало и конец перечислительного ряда, содержащего почти исчерпывающее представление о том, что метится Цветаевой как «русское» (природа, люди, мир, вера, государство). Всегда здесь присутствует дополнительный эмоциональный компонент, разворачивающийся в широкую, и, за исключением русской косности, позитивную гамму – от мягкого снисхождения до высокой горделивости, а то и просто – отчаянной любви.

Ракурс русской «широты» подводит к заключению:

«Наша точка зрения состоит в том, что Цветаева в прямом смысле воплотила природно-этнические русские черты, но она, что называется, исследовала и вскрыла как раз то, мимо чего прошли другие, – творческий потенциал. В безграничности пространства и во вневременности Цветаева увидела общее: отсутствие меры, то есть конечности. … Она написала в 20-е гг.: Что же мне делать <…> С этой безмерностью В мире мер?! (II, 186). «В мире мер» ей, пожалуй, действительно делать было нечего, но зато безмерный мир был ею познан как никем другим.

Русская «безмерность» — вот то, что делает цветаевскую поэзию не просто близкой, а неотъемлемой частью русской культуры:

Цветаева …вскрыла не только огромную содержательную насыщенность «безмерного мира», но она нашла для него форму. … В безмерном мире Цветаева предложила одну «высокую меру» – «проникновение слухом», «ставку на подлинник». Русский язык ответил ее «безмерным», «непомерным» требованиям. Цветаева показала, что значит гармония максимума.

Этот вывод представляется тем существеннее, что гармонизирует русскую самоидентификацию с общемировой: понятие «русского»  – неотъемлемая часть понятия «человечество»:

«…русская, т.е. человеческая, безмерность?

Такой видится русская натура Марины Цветаевой».

Связь цветаевского мировоззрения с зарубежными мировоззренческими концепциями анализируется в статье С.А.Ахмадеевой, И.А.Постной и  Р.С.Войтеховича «Марина Цветаева про пол и характер». Выбор этой темы теряет свою неожиданность, если знать, что этот вопрос был одним из самых «животрепещущих» в те времена. Одним из наиболее существенных авторитетов являлся немецкий философ Отто Вейнингер. В воспоминаниях А. И. Цветаевой говорится о страстном увлечении молодежной среды его книгами. Не прошла мимо них и Цветаева. При этом

В сочинениях Цветаевой нет ни одного упоминания имени Отто Вейнингера (1880–1903), жизнь которого трагически оборвалась в начале XX столетия – юный философ покончил с собой. Эта смерть привлекла внимание к его книге «Пол и характер» (1903), получившей отныне всеевропейскую известность, и не только в специальных кругах: о «проблеме пола» говорили всюду. В исследовательской литературе, насколько нам известно, о Вейнингере в связи с Цветаевой писала только Ирина Шевеленко. В разрозненных высказываниях Цветаевой распылена и своя версия «Пола и характера», в чем-то с Вейнингером пересекающаяся и полемизирующая, но в целом независимая. Некоторые центральные положения этой ненаписанной книги мы и попытаемся реконструировать на материале Записных книжек и Сводных тетрадей поэта.

Реконструкция проводится по направлениям, соответствующим положениям вейнингеровской теории. В частности, рассматривается вопрос соотношения женского (Ж) и мужского (М) начала: каков идеальный баланс этих начал в человеческом существе?

Отметим, что речь идет о Ж, а не о реальной женщине, в которой может быть ¼ М, например. Но такой доли явно недостаточно, по Вейнингеру, превышение же этой доли ведет к разного рода «нарушениям» – женской эмансипации, женскому гомосексуализму и даже анатомическим изменениям:

Если под стремлением женщины к эмансипации разуметь не просто стремление к внешнему равенству с мужчинами, но тенденцию внутренне сравняться с ними — достигнуть их моральной свободы и твердой силы, то окажется, что все эмансипированные женщины имели мужской характер и даже анатомические мужские признаки. Высокоодаренные женщины одни обнаруживают тенденцию к гомосексуальности или бисексуальности (Сафо, королева Христина), или увлекаются женоподобными мужчинами (Жорж Занд — А.Мюссе и Шопен). У Элиот, Рашели, С.Ковалевской, Е.Блаватской, Розы Бонёр — мужественная внешность. Можно сказать, что мужчина, заключенный в эмансипированной женщине, хочет эмансипироваться.

По теории Вейнингера,

…к активному творчеству способны только те женщины, у которых «мужское» творческое начало доминирует над женским. Эта идея откликается в разделении Цветаевой пишущих женщин на «женщин-поэтов» и «поэтов женщин»: у первых творчество вытесняется любовью к мужчине, у вторых любовь — это повод для творчества.

У Цветаевой неоднократно встречается мысль о том, что все писатели-женщины пишут от одного лица одной Женщины, которая и несет в себе индивидуальное начало, не присущее отдельным представительницам пола.

Авторы раскрывают связь этого положения со взглядами,

актуальным выразителем которых оказался в эпоху начала ХХ века Отто Вейнингер, считавший женщину «персонифицированной вагиной», творческие силы которой рассчитаны только на деторождение. Сама производительная способность женщины не осуждается в рамках этого подхода, но выше ставится то, что порождают мужчины. Еще Платон говорил о том, что потомство мужчин – порождения его мысли: прекрасные законы, прекрасные поэмы и здания. Сократ неоднократно отмечает, что унаследовал ремесло своей матери-повитухи, только он помогает не женщинам, а мужчинам – помогает им родить прекрасные мысли.

Цветаева находится в плену этой традиции, но опыт, и прежде всего опыт собственного творчества, заставляет ее уточнять формулировки и вносить такие серьезные поправки, которые кардинальным образом меняют общую картину.

Аналогичным образом обнаруживаются сходства и особенности цветаевских установок на «мужское» и «женское» начала по другим направлениям вейнингеровской теории. Итог коллективного размышления:

Очевидно, что основные сферы, в которых разница в психологии М и Ж привлекает Цветаеву, это сферы любви и творчества. Мы дали краткое описание представлений Цветаевой о проявлениях М и Ж в ситуации любовного свидания, в их отношении к физической красоте, к возрасту другого, к неверности в любви. В отношении к творчеству мы рассмотрели только взгляды Цветаевой на женщину, поскольку проблемы «мужчина и творчество» для Цветаевой и ее современников не существовало.

Тема «мужчина и женщина» продолжает развитие в статье Л.Григорьевой «Мужчина в женском зазеркалье (Мужской портрет в творчестве Марины Цветаевой)»

Свои наблюдения автор строит на примере исторической ситуации:

На протяжении последних двухсот лет существования современной русской литературы, созданной – и это следует признать как историческую данность – творцами мужчинами, женские портреты и судьбы в интерьере конкретной эпохи создали миф и культ женственности, далекой от творческого и созидательного начала, свойственного – и это казалось вполне очевидным – лишь особям мужского пола.

Всякое действие встречает противодействие – этот закон непреложен. Вопрос о том, «могла ли Биче словно Дант творить, или Лаура жар любви восславить», был снят с повестки дня только в начале ХХ века, когда в русской поэзии появились имена Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Марии Шкапской и др. Возникают первые, метафорически и эмоционально преображенные поэтическим словом, портреты мужчин, чаще всего – обожаемых возлюбленных или неверных мужей, изредка друзей, сыновей, знакомых.

Цветаева, как отмечает автор, внесла в этот процесс уникальный творческий вклад:

Осмелюсь утверждать, что поэзия Марины Цветаевой не теряет своей актуальности в современном нам мире еще и потому, что она не однополярна, не монологична. Уже в ранних стихах она вступает в активное взаимодействие с мужским миром, в горячий и страстный диалог с его представителями. В отличие, подчеркиваю это, от большинства современных нам женщин-поэтов, у которых, как оказалось, нет потребности в собеседнике мужского пола. Даже предметы и приметы мужского бытования стерлись и исчезли со страниц современных нам поэтических книг, обозначенных женскими именами. Почти любую из них можно было бы озаглавить (или взять подзаголовком, или включить в аннотацию) «Стихи о себе», как назвала свою книгу еще в 1931 г. Ирина Кнорринг. У Марины Цветаевой стихи всегда «о других», даже когда «о себе».

В отличие от современных ей женщин-живописцев, оставивших единичные образцы мужских (вернее – мужниных) портретов (Наталья Гончарова – портрет художника Ларионова, Ольга Розанова – портрет поэта Крученых), Цветаева оставила нам в наследие целую галерею, написанную щедрой рукой художника-портретиста.

Следует краткое перечисление «портретов»:

Одна из самых ранних ее работ в портретном жанре – маленькое стихотворение, написанное 3 июня 1914 г. и посвященное С.Э. (Сергею Эфрону

…Еще один портрет, созданный молодой Цветаевой, – портрет тоже еще очень молодого Мандельштама в небольшом цикле февральских стихотворений 1916 г.:

…Столь же бескорыстны взаимоотношения со следующей (и что интересно – заочной, бесконтактной!) поэтической «моделью». «Стихи к Блоку» (I, 288–299) – это целая зеркальная анфилада отражений почти обожествленного существа, своего рода кумирня. «Рыцарь без укоризны» (I, 288) одет «в снеговые ризы» обожания, в доспехи абсолютного поклонения.

Портреты Александра Блока кисти Марины Цветаевой – это не «женской лести лебяжий пух», это жанр героического портрета в духе французского классицизма, столь любезного сердцу юной создательницы.

Вывод автора соответствует логике цветаевского взгляда на «мужской портрет»:

Творчество Марины Цветаевой – это яркий пример вторжения в мир исконно мужских ценностей. На этом пути, на этой новой, отвоеванной (а не завоеванной!) у мужчин территории созданы подлинные литературные шедевры. В том числе и в портретном жанре.