8 октября исполнилось 124 года со дня рождения Марины Ивановны Цветаевой. В этот предюбилейный год празднования прошли весьма скромно. Разве только Елабужский музей провел традиционный поэтический праздник, с подведением итогов конкурса чтецов, да Московский музей вновь открыл свои двери для исследователей с разных городов и весей, участников Международной научно-практической конференции, которая в этом году проходит под названием «Чтобы в мире было двое: Я и мир!». Рассказ о конференции ждите в наших последующих постах.

А сегодня я хочу предложить вам перенестись в мир детства поэта, принять участие в заочной экскурсии по утраченному в революцию отчему дому Марины Цветаевой, находившемуся  в Трехпрудном переулке.

Ты, чьи сны еще непробудны,
Чьи движенья еще тихи,
В переулок сходи Трехпрудный,
Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездно
Начат жизненный первый том,
Умоляю – пока не поздно,
Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком,
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятся
Наши детские вечера.
Этот тополь среди акаций
Цвета пепла и серебра.

Этот мир невозвратно-чудный
Ты застанешь еще, спеши!
В переулок сходи Трехпрудный,
В эту душу моей души.

М.И. Цветаева, 1913

Призыв, обращенный к потомкам, был услышан. Еще в конце 70-х — начале 80-х годов архитекторы-реставраторы Квасов и Кудрявцев создали несколько макетов Трехпрудного дома Цветаевых. На этом фото вы можете увидеть реконструкцию Владимира Алексеевича Кудрявцева.

Мы видим коричневый («шоколадный», как его с любовью называли сестры Цветаевы), деревянный дом, на каменном основании. С улицы он выглядел одноэтажным. Однако над задними комнатами располагался антресольный этаж, так называемый – «детский верх». На следующем фото видно, как выглядел дом со стороны двора.

 

В дом вели два входа:  парадный – полосатый, красный с белым, тамбур, и черный ход. Внутри было одиннадцать комнат. Семь из них находились на I этаже, четыре — на антресольной части дома.

Давайте же, как гости, зайдем через парадный вход, оставим в Передней (1) верхнюю одежду, огладим себя в большое зеркало… и пройдем дальше. В Передней есть своя тайна:

Правая стена ее не стена, а тонкая стенка, в которой ходит раздвижная красная (металлическая) дверь; за ней узенькая комнатка; там сундуки Лёриной мамы. («Воспоминания» А.И. Цветаева)

Лёра — Валерия Ивановна Цветаева, старшая дочь И.В. Цветаева, сводная сестра Марины. Ее мать, Варвара Дмитриевна Иловайская, умерла совсем молодой, оставив 7-летнюю дочь и новорожденного сына. Ее образ продолжал присутствовать в этом доме и после того, как здесь появилась новая хозяйка – вторая жена И.В. Цветаева, Мария Александровна Мейн, что причиняло боль всем жителям этого дома. Но мы не будем углубляться в семейные проблемы, а пройдем в первую парадную комнату – Залу (2).

Это высокая (4,5 метра) и самая большая комната в доме. В ней был паркетный пол, светлые с золотом обои. По вечерам она погружалась в полумрак, т.к. в ней не было люстры, только настенные светильники. Один из них хорошо виден на снимках 1908 года. На первом фото 16-летняя Марина Цветаева, на втором – ее сводные брат и  сестра, Андрей и Валерия.

 

Именно в этой комнате жил рояль, «главное действующее лицо» детских лет Марины Цветаевой. Вы, наверное, помните, что мать Марины Цветаевой, Мария Александровна Мейн, была страстным музыкантом. Все свободное время, когда она не была занята с детьми, не помогала мужу в деле создания музея, она проводила за роялем, наполняла дом звуками классической музыки.

«Под Грига, Шумана и Кюи/ Я узнавала судьбы Тома» (т.е. Тома Сойера), читаем мы в стихотворении МЦ «Книги в красном переплете».

В 1906 году Мария Александровна умерла. И с тех пор дом погрузился в непривычную тишину. Сам же рояль так и остался «святыней» в этом доме.

Следующая фасадная комната – Гостиная (3). Ее фотографии не сохранились. Однако есть довольно много словесных описаний, которые помогают представить, как выглядела комната.

Во внутренних углах стояли «вогнутые блестящие кафельные печи». Между двумя окнами на улицу было «полукруглое трюмо с отодвигющимися вбок подставочками для подсвечников», в углах «на белых круглых колоннах-постаментах — бюсты греческих богов». Потолок украшала люстра на 12 свечей, а на стенах висели картины в золотых рамах, главным образом работы М.А. Мейн-Цветаевой. Два гарнитура гостиной мебели разных цветов делили помещение надвое.

В последней высокой комнате фасадной части дома располагался – Кабинет (4) Ивана Владимировича Цветаева. В этой комнате основное место занимали книги. Торцевая стена была без окон, она сплошь была заполнена книжными полками. Кроме того, в кабинете находился большой письменный стол Ивана Владимировича, с которым при свете свечей он вел свою научную, собирательскую работу. Этот стол, кстати, сохранился. Он находится в Музее, созданном И.В. Цветаевым  – ГМИИ им. Пушкина в Москве.

Из кабинета можно было попасть в Спальню (5). Эта комната довольно часто упоминается в воспоминаниях и Анастасии, и Марины Цветаевых. Я же хочу остановиться на одном эпизоде, который мне кажется наиболее важным. Именно, в этой комнате, благодаря картине Наумова, Марина Цветаева осознала, что есть Поэт и есть толпа. И что они противопоставлены друг другу. И, возможно, именно тогда она и выбрала Поэзию, не как профессию, а как судьбу.

Черная с белым, без единого цветного пятна,  материнская спальня, <…> черная и белая картина «Дуэль», где на белизне снега совершается черное дело: вечное черное дело убийства поэта – чернью. («Мой Пушкин» М.И. Цветаева)

 

Из спальни был выход в узкий коридор, которым можно было пройти к сеням черного хода и к лестнице на антресоли.

Следующая комната первого этажа – Столовая (6). Вход в нее был через Залу. О комнате известно довольно мало. Это было низкое помещение в одно окно. В центре размещался круглый обеденный стол, а на стенах висели картины религиозной тематики.

На стенах репродукции картин Рафаэля Христос на руках матери и Иоанн Креститель. Напротив <…> Явление Христа народу. («Воспоминания» А.И. Цветаева)

В первом сборнике МЦ «Вечерний альбом» есть стихотворение «Столовая», которое передает не внешний вид этой комнаты, а атмосферу, причем атмосферу не очень привлекательную.

Роняют стул… Торопятся шаги…
Прощай, о мир из-за тарелки супа!
Благодарят за пропитанье скупо
И вновь расходятся — до ужина враги.

Валерия Цветаева писала об этих стихах:

Передо мной стихи Марины «Столовая». Говорят они о нашей семье, о времени, когда Марине было 15 лет, Асе — 13, а брат был на 2 года старше Марины. Я уже не жила дома со всеми в Трехпрудном. С ужасом читаю, что пишет, о чем вспоминает Марина. (Из «Записок». В.И. Цветаева)

О последней комнате первого этажа (7) также известно очень мало. А.И. Цветаева в своих воспоминаниях называет ее «бывшей девичьей». Девичьей, как правило, называлась комната для женской части прислуги. После смерти Марии Александровны в доме Цветаевых сменилось несколько экономок. Они и занимали эту комнату. А в 1910 году в нее с антресольных комнат переселилась Марина Цветаева. Ненадолго, т.к. осенью 1911 года она уже покинула Трехпрудный дом.

Мы закончили осмотр первого этажа. И можем по крутой деревянной лесенке подняться в детские комнаты.

Сразу напротив лестницы находилась комната Лёры (8). Эта комната является местом действия двух мемуарных рассказов Марины Цветаевой – «Мой Пушкин» и «Черт». Комната эта была необыкновенно притягательна для маленькой Марины Цветаевой. Там стоял книжный шкаф – «древо познания добра и зла», как позднее писала Цветаева. И там жил черт:

Черт жил в комнате у сестры Валерии, — наверху, прямо с лестницы, красной, атласно-муаровой-штофной. («Чёрт» М.И. Цветаева)

 

В следующей маленькой комнатке (9) одно время жил Андрей Цветаев, затем в ней поселилась Марина. На фото представлена реконструкция, сделанная Кудрявцевым.

 

Комната с каюту [8 м], по красному полю золотые звезды (мой выбор обоев). <…> Узенький диван, к которому вплотную письменный стол. И все. («Живое о живом» М.И. Цветаева)

Стены комнаты были сплошь увешаны портретами Наполеона и его сына – герцога Рейхштадского, судьбой которых Цветаева очень интересовалась в юные годы.

И, наконец, самая просторная комната антресолей, — собственно детская (10-11, это были две смежные комнаты). В ней в разное время по мере взросления жили все дети И.В.Цветаева.  Уже во взрослые годы это была комната Анастасии. Сохранилось две фотографии,

с по-разному стоящими столом письменным, кушеткой, диваном. В одном – тишина, никого… Ковер порванный… Икона в углу, книжный шкаф. Мальчик-монах Вероккио. («Воспоминания» А.И. Цветаева)

 

На глубоком старинном диване – Марина: чудесная! Четок ее полупрофиль, кудри. Строго? Не успев улыбнуться, смотрит она на Сережу: он полулежит, смеется – с игрушечной кружкой в руке. Я – отдельно от них, под бабушкиным молодым портретом – какая печальная! Серое боа (забытое потом на извозчике!). Белый изразцы низкой печи… («Воспоминания» А.И. Цветаева)

 

Осмотр дома закончен. Теперь, когда мы представляем, планировку дома Цветаевых, совсем иначе звучат для нас стихи Марины Цветаевой. Невольно возникает какое-то новое чувство узнавания и сопричастности. Я хочу привести отрывки поэмы «Чародей», написанной в 1914 году. Это последнее упоминание отчего дома в стихотворных текстах Марины Цветаевой.

Речь в поэме идет о поэте, который выступал под псевдонимом Эллис, примыкал к лагерю символистов и был довольно популярен в начале XX века:

 [Передняя]

Он здесь. Наш первый и последний!
И нам принадлежащий весь!
Уже выходит из передней!
Он здесь, он здесь!

…

[Мезонин]

Прыжками через три ступени
Взбегаем лесенкой крутой
В наш мезонин — всегда весенний
И золотой.

Где невозможный беспорядок —
Где точно разразился гром
Над этим ворохом тетрадок
Еще с пером.

Над этим полчищем шарманок,
Картонных кукол и зверей,
Полуобгрызанных баранок,
Календарей,

Неописуемых коробок,
С вещами не на всякий вкус,
Пустых флакончиков без пробок,
Стеклянных бус

…

[Зала]

На всём закат пылает алый,
Пылают где-то купола,
Пылают окна нашей залы
И зеркала.

Из черной глубины рояля
Пылают гроздья алых роз.
— Я рыцарь Розы и Грааля,
Со мной Христос…

…

Рояль умолкнул. Дребезжащий
Откуда-то — на смену — звук.
Играет музыкальный ящик,
Старинный друг.

[Гостиная]
…

В мир голосов и гобеленов
Открылась тайная тропа:
О, рай златоволосых венок!
О, вальс в три па!

Под вальс невинный, вальс старинный
Танцуют наши три весны, —
Холодным зеркалом гостиной —
Отражены.

Так, залу окружив трикраты,
— Тройной тоскующий тростник, —
Вплываем в царство белых статуй
И старых книг.

[Кабинет]

На вышке шкафа, сер и пылен,
Видавший лучшие лета,
Угрюмо восседает филин
С лицом кота.

С набитым филином в соседстве
Спит Зевс, тот непонятный дед,
Которым нас пугали в детстве,
Что — людоед.

Как переполненные соты —
Ряд книжных полок. Тронул блик
Пергаментные переплеты
Старинных книг.

Последним солнцем розовея,
Распахнутый лежит Платон…
Бюст Аполлона — план Музея —
И всё — как сон.

 

Далее поэма продолжается. А я закончу на этом нашу заочную экскурсию по дому Цветаевых в Трехпрудном переулке.