Декабрь 6th, 2015 
Инна Башкирова
Первое стихотворение из «московского цикла» начинается с неожиданного ракурса:
Облака — вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой — мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!Ты постом говей,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти —
Сороков церквей.
Исходи пешком — молодым шажком! —
Все привольное
Семихолмие.Будет твóй черед:
Тоже — дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние —
На Ваганькове.
31 марта 1916
Стихотворение начинается с высочайшей точки взгляда:
Облака — вокруг,
Купола — вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! —
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!
Представляется картина некоего вознесения. Героиня, в своей иррациональной ипостаси, поднимается над Москвой и еще выше поднимает над ней «деревцо» — ношу, которая не отягощает рук, ибо это лучшая из тех, что составляют женское бремя. «Деревцо» возносится в высоты, где купола касаются облаков, освящая их, создавая второе, сакральное пространство над земным простором. Это силовое поле освящает все, что в него попадает — не только облака, но и возносимое «деревцо».
В чем цель этого священнодействия? Об этом мы узнаем во второй строфе:
В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой — мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!
Неспешно, строка за строкой перечисляются знаковые приметы пространства и судьба, связывающая с ним адресата стихотворения: это град дивный и мирный, где радость переживает смерть, а горести — неизбежная участь того, кому выпадает великое бремя царствования. А в последней строке мы узнаем, что невесомое деревцо, лучшее бремя — все это метафорические определения первенца, первого ребенка героини. По старинным законам первенцу, как старшему в роде, предстоит возглавить трон, то есть его ждет московское царство — таков смысл «вознесения»: на священных высотах, перед тем, как начать царствование, представляют будущие владения, дают возможность увидеть их во всей полноте и наделяют высшим правом помазанника Божия.
После открытия великой судьбы, ожидающей наследника, так же неспешно, торжественно перечисляются родительские наставления:
Ты постом говей,
Не сурьми бровей
И все сорок — чти —
Сороков церквей.
Исходи пешком — молодым шажком! —
Все привольное
Семихолмие.
В том же духе старинных заветов объявляются первостепенные качества, которыми должен обладать властитель земли Московской. Сакрализованное пространство требует соответствия религиозным канонам: истово соблюдать церковные правила, не грешить суетным служением внешности, проявлять уважение ко всем православным храмам, и большим, и малым, досконально изучить, «исходить» землю, отдаваемую во владение.
В этом месте раскрывается и личность наследника. Если в предыдущей строфе адресат проявился под условным образом первенца, то завет «Не сурьми бровей» сообщает нам, что первенец героини — дочь, и ее судьба — трон царицы в условном, но не менее реальном, поэтическом и священном Московском царстве духа.
Пророческий взгляд героини не останавливается на великом будущем дочери. Она глядит дальше и доводит благословение до логического конца:
Будет твóй черед:
Тоже — дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние —
На Ваганькове.
Как мать передала свою Москву из рук в руки дочери, так и дочь, отслужив на царском троне по материнским заветам, должна передать царство своей достойной наследнице. Так сохраняется преемственность духовного служения месту, которое является родиной не только по праву рождения, но и по внутреннему долгу.
Выражение «с нежной горечью» выдает чувства героини. Это печаль уходящей царицы, сознающей, что время ее владычества завершилось. Но горечь нежная, потому что наследство остается в любимых и надежных руках — об этом и шла речь в начале стихотворения: «Где и мертвой — мне Будет радостно». И только выполнив свой материнский долг, героиня может обрести вечный покой на Ваганьковском кладбище, где ни ранние зори, ни колокольный звон не нарушат мирный сон упокоившейся «московской царицы».
У стихотворения есть реальный адресат — дочь Цветаевой Ариадна. Мать действительно надеялась на ее великое будущее: во многих стихах того времени находятся пророчества о прекрасной судьбе девочки с редким и «обязывающим» именем. Не скрывается в них и неизбежность горестей и утрат — об этом говорится и в стихотворении «Облака — вокруг…». Но никакие пророчества не могли предвидеть то, что довелось испытать Ариадне Сергеевне. М. Белкина, автор книги «Скрещение судеб», упоминая это стихотворение, замечает:
«Да, за эти шестнадцать отнятых лет у Али вполне могли бы вырасти дочь или сын, внук или внучка Марины Ивановны, и уже могли бы заканчивать школу, и было бы кому передать Москву!» (Белкина: 498).
Думается, что в какой-то степени предсказание оказало свое действие. Томясь в лагерных и ссыльных оковах, Ариадна Сергеевна неизменно ощущала Москву центром личной Вселенной. Правда, кроме естественной привязанности к месту рождения, материнских заветов и бесценного багажа семейных легенд и воспоминаний, для этого были и другие причины:
«… счастлива я была – за всю свою жизнь – только в тот период – с 37 по 39 год в Москве, именно в Москве и только в Москве. До этого счастья я не знала, после этого узнала несчастье, и поэтому этот островок моей жизни так мне дорог, и так дороги мне мои тогдашние спутники» (Эфрон 1: 349).
Но эти темы относятся к области личной жизни Ариадны Сергеевны. Как бы ни было, судьба в конечном счете даровала ей Москву навсегда, и таким образом материнское предсказание в большой мере исполнилось.
ЛИТЕРАТУРА
- Белкина — Белкина М. Скрещение судеб. Изд. 2-е, перераб. и доп. М.: Рудомино, 1992.
- Эфрон 1 — Эфрон А.С. История жизни, история души: В 3 т. Т. 1. Письма 1937–1955 гг. / Сост., подгот. текста, подгот. ил., примеч. Р.Б. Вальбе. — Москва : Возвращение,
Опубликовано в рубрике 
