В предыдущих заметках мы попытались проникнуть в тайны творческой лаборатории Цветаевой, выяснить основные принципы, которые руководили ее путем в Поэзии. Теперь попробуем представить общую картину наших выводов.

В предыдущей заметке говорилось об одном из лучших собеседников Цветаевой —Марке Слониме, который понимал поэта на самой глубине творческой сути. И с первого взгляда выглядит странным его замечание:

В книге «Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников» звучит сожаление о том, что так мало известно о секретах ее творческой лаборатории: Если бы можно было расспросить Цветаеву о работе поэта, о смысле ее творчества, о ее мировоззрении, быть может, она уточнила бы и выяснила многое. Но этого никто, кроме М. Л. Слонима, не сделал. […]

Как говорилось в предыдущей заметке, Цветаева была чувствительна к проявлению собственных черт в других творческих натурах. Именно это стало главной причиной ее увлечения молодым поэтом Н.П. Гронским: в духе его творческой личности она увидела возможность продолжения поэтической традиции, идущей еще от Державина. Открылась для нее и собственная роль в этой цепи.  Это открытие, в свою […]

Эссе «Мать и музыка», мемуарное по цели и характеру, может послужить и ключом, открывающим одну из заветных дверей творческой лаборатории Цветаевой, текстом, демонстрирующим своеобразие ее поэтического инструментария.      

Заметки о «творческих тайнах» Цветаевой мы начали с их представления глазами и памятью дочери. Это сделано не случайно. Казалось бы логичным сперва предоставить слово самой Цветаевой. Но при всем грандиозном многообразии признаний о  своей рабочей лаборатории она говорит крайне редко и скупо. Это тоже не случайно. Почему — поищем ответ позже. А пока прочитаем фрагмент из […]

Ариадна Эфрон продолжает рассказ о творческих принципах Цветаевой: Прежде чем взяться за работу над большой вещью, до предела конкретизировала её замысел, строила план, от которого не давала себе отходить, чтобы вещь не увлекла её по своему течению, превратясь в неуправляемую. (Эфрон 3: 10) Один из интереснейших примеров такой тактики —

Ариадна Эфрон продолжает рассказ о работе Марины Цветаевой: Добиваясь точности, единства смысла и звучания, страницу за страницей исписывала столбцами рифм, десятками вариантов строф, обычно не вычеркивая те, что отвергала, а — подводя под ними черту, чтобы начать новые поиски. (Эфрон 3: 10) Для примера заглянем в

Ариадна Эфрон продолжает рассказ о работе Марины Цветаевой:     Если было вдохновение, писала основное, двигала вперёд замысел, часто с быстротой поразительной; если же находилась в состоянии только сосредоточенности, делала чёрную работу поэзии, ища то самое слово-понятие, определение, рифму, отсекая от уже готового текста то, что считала длиннотами и приблизительностями. (Эфрон: 10) О том, как […]

Как у всякого великого художника, у Марины Цветаевой были свои «секреты мастерства». Какие же принципы лежали в основе ее работы? Об этом можно узнать из ее текстов, размышлений, советов, из воспоминаний о ней…