Неудача попыток С. Я. Эфрона проникнуть в мир кинематографа не отразилась на семейном пристрастии. Весь 1932 год Эфроны по-прежнему провели в кинотеатрах. Цветаева по-прежнему следила за тем как воспринимали искусство ее дети, прежде всего сын. Она старалась приучать Мура к лучшим образчикам кинематографа, доступным его возрасту, не упускала случая использовать средства кино для популярного представления мировой истории. Посмотрела она с детьми и фильм

 

немецкого режиссера Эрика Шареля «Конгресс развлекается», который во Франции шел с 30 октября прошлого года.

Выбор фильма, как представляется, был далеко не случайным. Его сюжет связан с событиями Венского конгресса (1814–1815 гг.), посвященного урегулированию политической ситуации в Европе после низложения Наполеона I. Празднества и балы создали Венскому конгрессу «репутацию самого веселого конгресса в истории», а дипломат Эйнар назвал его «танцующим конгрессом». Без интриги, впрочем, не обходится и здесь: главная героиня, юная перчаточница Кристель ошибочно обвиняется в покушении на царя Александра I, флиртует с императором и его двойником, но утрачивает обоих, когда известие о новом выступлении Наполеона заставляет русскую делегацию покинуть Вену. И фильм, и исполнительница главной роли Лилиан Харвей получили мировую известность.

«Наполеониада» Цветаевой не потеряла своей значимости с возрастом: напротив, кинематограф мог вызвать новый интерес к теме, позволив увидеть кумира юности «вживую». Момент, выбранный в качестве сюжета фильма «Конгресс развлекается», был одним из наиболее ярких событий наполеоновской судьбы, а кроме того, Венский конгресс отмечен в записях Цветаевой в 1919 году, в период увлечения личностью князя де Линя. Она цитирует знаменитую беседу князя с  Фридрихом Великим и Иосифом Вторым:

«”Конгресс… танцует; не двигается вперед” — Они любят представления, ну что ж! я тоже приготовил им одно, и весьма для них новое… это — похороны одного фельдмаршала. (Князь де Линь родился в Брюсселе 23 мая 1735, умер 13 декабря 1814, в возрасте 79 лет, в Вене.)»  [НЗК 1: 383].

Таким образом, события Венского конгресса получали для Цветаевой дополнительный интерес в связи с драматическим финалом судьбы князя де Линя. Могла она и прочитать рецензию С. М. Волконского «Конгресс веселится [фильм]». Последние новости. 2 ноября 1931. № 3876 [Трофимова: 754]. Пока неизвестно, что именно рассказывал Волконский, но его оценки и выводы нередко служили Цветаевой лучшими рекомендациями.

Возможно, по всем этим причинам и состоялся очередной «кинопоход». Результаты отразились в записи от 1 мая:

«Аля рассказывает сон, мрачный (две ночи) Мур: — Ce n’est pas qu’un rêve, un — только не joli, a vilain — rêve! [Это всего лишь сон, — только не прекрасный, а мерзкий — сон! (фр.)] (Из фильма Congrès de Vienne — Le Congrès s’amuse)» [НCТ: 518].

Цветаева, как видно, была рада отметить и впечатлительность семилетнего сына, и его отличную память, и владение французским языком. И сам факт ознакомления с историческим событием, пусть и в развлекательной форме.

Фиксирует она и итоги кинопохода другого рода. 17 ноября 1932 года друзья — Лебедевы — пригласили Эфронов на просмотр советского фильма «Путевка в жизнь».

Вряд ли сама Цветаева пожелала бы показать сыну киноленту, представлявшую успехи коммунистического перевоспитания советских беспризорникв. Но фильм стал значимым событием в кинематографической жизни: помимо того, что это была первая звуковая кинопопытка, он только что получил мировое признание на Первом международном кинофестивале в Венеции. Отметил картину и С.М. Волконский (Последние новости. 1932. 30 сентября. № 4209).

Свои впечатления Цветаева не высказывает, а впечатления сына передает своеобразно:

«Больше всего ему понрав<ился> солдат (Сергеенко), а больше солд<ата> заяц Occó (dessins animés [мультфильм]). Фабулу понимал отлично, даже подсказывал» [НЗК 2: 339].

В фильме нет солдата Сергеенко — вероятно, Цветаева имеет в виду руководителя трудовой коммуны ОГПУ для беспризорников Николая Ивановича Сергеева.

За перечислением через запятую персонажей, вызвавших интерес сына, просматривается холодность к «агитке», и собственный интерес связан не с фильмом, а с проявлением «сценаристских» способностей Мура, спрогнозировавшего развитие сюжета — скорее всего, не советской картины, а мультфильма.

Эта отметка примечательна еще и тем, что проявляет совпадение с личным отношением к кино, к собственным попыткам быть причастной к сфере киноискусства. Мы вернемся к этой теме позже. Личное же отношение проявлялось порой так же своеобразно, как отмечалось в предыдущей заметке о записи, связанной с замыслом эссе «Искусство при свете совести»: увиденное на экране вызывало вспышку неожиданных ассоциаций. Примером такого отношения служит запись от 14 июня:

Quand j’ai vu dernièrement sur l’écran le grouillement <пропуск одного слова> de la Chine — j’ai reconnu ma vie. Pauvres Chinois! Pauvre de moi! Trop de barques. Trop peu d’eau [Когда я недавно увидела на экране <пропуск одного слова> кишение Китая, я узнала свою жизнь. Бедные китайцы! Бедная я! Слишком много лодок. Слишком мало воды.] [НСТ: 478].

О том, какова была  жизнь Цветаевой в это время,  она пишет своей чешской корреспондентке Анне Тесковой четыре месяца спустя:

Тяжело. Семейные глубокие нелады. Аля и Мур, живущие в одной комнате, друг друга не выносят. Вечные ссоры и даже скандалы, где как всегда оба виноваты и правы. С<ергей> Я<ковлевич> совсем ушел в Сов<етскую> Россию, ничего другого не видит, а в ней видит только тó, что хочет.

Аля больна: нарывы от малокровия, совсем худая и сквозная. У меня нервы в отчаянном состоянии: чуть чтó — слезы градом и комок в горле. Всё это от нужды, т.е. тесноты, в к<отор>ой приходится жить. Вечно на глазах, никогда — одна. Утешаюсь только, когда пишу — или, случайно, чудом, оказываюсь одна на улице — хотя бы нá пять минут. Тогда — всё проходит. Если я больна — то только от совместности. … Лето было ужасное. [МЦ-Тескова: 211-212]

Похоже, что со временем кинопросмотры все больше становились душевным наркотиком. Экранные сюжеты, и игровые, и документальные, служили катарсису, позволяли пережить, выплеснуть и хотя бы временно освободиться от неизбывных тягот, давали выход из тупика, пусть и иллюзорный.

Служили они и потоку личных воспоминаний, осмыслению собственной судьбы. Чрезвычайно показательным примером этому являются слова Цветаевой, обращенные к пока не известной адресатке из круга Е. Извольской. В письме, которое было написано между 23 и 29 декабря 1932 г., она вспоминает:

…с раннего детства …я всегда была влюблена — в кого и во что угодно: в няню, в собаку, в куклу на витрине, в гостью, и пр. и пр. … Потом — школьные подруги, которыми я восторгалась издалека, никогда не решаясь приблизиться — из-за глубочайшего чувства неполноценности: посмотрите «Девушек в форме»: Мануэла оттуда — это я [Красная тетрадь: 31].

Речь о фильме Леонтины Саган «Mädchen in Uniform». Важность акцента, который Цветаева ставит на этой картине, заставляет приглядеться к ней подробнее, что мы и постараемся сделать в следующей заметке. А также расскажем еще об одной стороне киножизни, которая не обошла семью Эфронов в 1932 году.

ЛИТЕРАТУРА

1. Красная тетрадь — Цветаева М.И. Красная тетрадь / Сост., подгот. текста, примеч. Е.И.Лубянниковой, А.И.Поповой; пер. А.И.Поповой; статьи А.И.Поповой, Ж.Нива. – СПб., 2013
2. МЦ-Тескова — Цветаева М.И. Спасибо за долгую память любви…: Письма Марины Цветаевой к Анне Тесковой. 1922–1939 / Предисл., публ. писем и примеч. Г.Б. Ванечковой. — М.: Русский путь, 2009
3. НЗК 1-2 — Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. 1: 1913–1919. Т. II: 1919–1939. М., 2000, 2001.
4. НСТ — Цветаева М. И. Неизданное. Сводные тетради / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и И. Д. Шевеленко. М., 1997.