1934 год оказался плодотворным в творческом плане. Достаточно взглянуть на состав произведений, созданных в этот период:

 

 

 

Очерки:

Мать и музыка

Пленный дух

Поэт-альпинист

Поэма:

Автобус

Стихи:

Вскрыла жилы: неостановимо…

Тоска по родине! Давно…

А Бог с вами!..

Куст

Уединение: уйди…

О поэте не подумал…

Сад

Челюскинцы

Человека защищать не надо…

Есть счастливцы и счастливицы…

Рябину Рубили Зорькою…

Как видно, год особенно удался в плане поэзии. Но и те три очерка, которые были написаны в этом году, прочно вошли в классический состав цветаевского наследия. Один из них посвящен памяти матери, другой —  памяти Андрея Белого, третий повествует о здравствующем поэте Николае Гронском, которого Цветаева прочила в свои духовные наследники. Никто не мог предвидеть, что этот очерк приобретет печать преждевременной панихиды и очень скоро имя молодого друга под рукой Цветаевой зазвучит совсем в другом ключе…

В этом же году Цветаева начала работу над поэмой «Автобус» — ее тема формулируется в работе О. Ревзиной как

этика человека как существа, включенного в природный мир и занимающего в нем особое место. (Ревзина: 216)

Стихи этого года продолжают развитие темы одиночества человека, лишенного корней и духовной почвы, оставшегося один на один с чужим и враждебным миром.

Цветаева находит жестокий ответ:

Поэт наполняет своей кровью-стихами «миски и тарелки» любителей красоты («Вскрыла жилы: неостановимо…», 1934). (Войтехович)

Это реакция крайнего отчаяния. Но были отклики и другого рода, случалась более спокойная, даже просветленная реакция —  когда боль отпускала и можно было вздохнуть, вглядеться и даже помечтать. Тогда явились такие тексты, как «Сад» и Человека защищать не надо…» В заметке, посвященной отношениям Цветаевой с философом Н.Бердяевым, мы предположили, что лирический, светлый характер этих произведений мог быть связан с посещением дома, в котором жили супруги Бердяевы, с прогулкой по их маленькому саду, когда Цветаева могла передохнуть в оазисе устроенной жизни, подышать атмосферой дружеского круга.

Но передышка не могла быть долгой, и жизнь снова возвращала Цветаеву в круг тем, вызывавших очередной всплеск негативных мыслей и чувств. Она с ужасом наблюдала, в какую сторону движется окружающий мир, и можно было лишь выражать свое отношение единственным доступным способом:

В одном наброске, видимо написанном под впечатлением от праздничной кинохроники, она сравнивает апологетов Гитлера и Сталина с овцами, которые составляют «из тел распластанных / Звезду или свасты крюки» («А Бог с вами!..», 1934). Вот почему тоска по родине — «морока» («Тоска по родине! Давно.», 1934). Главные беды человека в нем самом: и на родине останутся нищета, бездомность, неуживчивость, унижения, непонимание. Здесь после развернутой градации происходит перелом с подразумеваемой антитезой: «Но если по дороге — куст / Встает, особенно — рябина…» … Россия рябины и бузины — это мир, для которого Цветаева делает исключение. Он напоминает о Неопалимой купине, из которой Бог говорил с Моисеем.

Эта мысль подразумевается и в диптихе «Куст» (1934). Куст дает поэту изначальную тишину бытия, ту «невнятицу», которая для критики — бранный эпитет, но из которой рождаются все смыслы и поэмы. Жажда тишины доходит у Цветаевой даже до отказа от жизни и общения с Богом, у которого она просит уединения («Уединение: уйди…», «Сад», 1934). (Войтехович)

Цикл «Куст» стал одним из краеугольных камней цветаевской поэзии. Даже если бы не было написано других произведений, 1934 год остался бы важнейшей вехой ее творческого пути.

Продолжение следует.

ЛИТЕРАТУРА

1. Войтехович — Войтехович Р. Тематический маршрут лирики Марины Цветаевой // Cuadernos de rusística española. Universidad de Granada, 2013. № 9. Pp. 79–90.
2. Ревзина — Ревзина О.Г. Безмерная Цветаева: Опыт системного описания поэтического идиолекта. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2009.