В кино Ариадну привела мать. 26 июня 1917 г. состоялся их первый совместный кинопоход на фильм «Дикарка» (НЗКI, 204). Существенным выглядит сам факт фиксации этого события в записных книжках. Видимо, Цветаева считала кино необходимым элементом воспитания дочери. Этот процесс был продолжен дальнейшими совместными кинопросмотрами:
«Жанна д’Арк» в 1919 (НЗКI, 368), «Нибелунги» в 1924 г. (VI, 695). 2 декабря 1924 г. мать и дочь посмотрели первую серию «Зигфрид», а в 20-х числах Аля сообщает А. Черновой:
«Была недавно в Праге, на второй части Нибелунгов: “Месть Кримгильды”. Это тоже очень хорошо, но немного длинно, да и сама Кримгильда стоит все время на одно месте и смотрит остекляневшими глазами на убийства, пожары, смерти, язвы…»[1].
Вероятно, эту серию она увидела 15 декабря, когда вместе с матерью ездила в Прагу. Тон воспоминания обнаруживает, что такого рода фильмы воспринимались не просто, хотя герой сильно впечатлил девочку:
«Аля <…> объявила, что кроме как за Зигфрида (Нибелунги) ни за кого не выйдет замуж» (VI, 670).
В дальнейшем встречаются единичные упоминания о совместных просмотрах (МЦ–НГ, 132; НСИП, 351; VII, 220) но Цветаева фиксирует только отзывы Мура, а Алин кинематограф ставится в общий ряд доказательств неуклонной и необратимой «эмансипации» дочери. Начало этого процесса, видимо, было положено в 1926 г., с переездом в Париж. Новые семейные знакомые — В. Сосинский, В. Сувчинская — засыпали Алю киножурналами, увлекли новыми темами и в итоге оказались более интересными собеседниками, что с явным или скрытым раздражением отмечала Цветаева (VI, 763; VII, 85; МЦ-НГ, 52). Аля признательно пишет Сосинскому с океанского побережья:
«Спасибо Вам большое за еженедельные журналы, подумайте, за все время, как мы здесь, не было ни одного кинематографического представления!» (VII, 92).
Новые увлечения идут параллельно с ее художественным обучением, что отразилось в серии рисунков 1927 г. на кинематографические сюжеты[2].
Несколько снимков А. Эфрон тридцатых годов, схожих по манере с фотографиями киноактрис[3], вызывают мысль о том, что она и сама могла задумываться об актерской работе, ее артистические таланты отмечают многие мемуаристы. Как и отец, она пробовала себя в киножурналистике:
«…я тогда очень увлекалась кино и тогда же его исчерпала, так что уже никогда потом в кино не ходила. И я была начинена всевозможными сведениями о киноактерах. Пожалуй, единственное, что я знала в жизни хорошо, это мифологию и вот этих киноартистов»[4].
Сведения об интервью, взятых ею у М. Пикфорд, Д. Фербенкса и Ф. Шаляпина, позволяют отнести начало ее работы к лету 1932 г. А. Эфрон могла сотрудничать с журналами «Cinémagazine» (1921–1935) или «Cinémonde» (1928–1971), ориентированными на массовую аудиторию.
Впоследствии А. Эфрон упоминала о св. Анастасии — покровительнице цензуры:
«Французские авторы (в т.ч. киношники и деятели театра) частенько поминают ее в своих молитвах, хотя теоретически у них цензуры нет»[5].
Таким образом, работа в киножурналах стала первым опытом А. Эфрон на ниве журналистики.
Увлечение было действительно сильным:
«…я ходила на какие-то приемы, киносъемки и писала об этом репортажи, ходила на вокзал встречать разных кинозвезд и тогда уже окончательно упала в глазах своей матери во прах!..»[6].
Последние слова отчасти корректируются отзывом Цветаевой о ее статьях в письме Б. Зайцеву: «пишет отлично» (VII, 439). Видимо, Цветаева не только внимательно следила за работой Ариадны, но и возлагала на нее некоторые надежды. Ее оценка совпадала и с оценкой редакции, но отсутствие связей, переутомление, болезни положили конец этому опыту. Но кино Ариадна продолжала посещать, и гневные слова Цветаевой о ее веселом времяпрепровождении в компании с Н. Зайцевой-Соллогуб, В. и Е. Бараш относятся к периоду 1934–1935 гг. (VII, 279), когда ее профессиональное самоопределение зашло в тупик, отношения с матерью доходили до разрыва, а сама она — до попытки самоубийства.
Под влиянием отца в конце 1935 – начале 1936 гг. она включилась в активную деятельность в «Союзе возвращения на Родину», а журналистскую карьеру продолжила во французских журналах «Россия сегодня» («Russie d’aujourd’hui»), «Франция — СССР» («France — URSS»), «Пур-Ву» («Pour-Vous»), а также в журнале на русском языке «Наш Союз» (издание советского полпредства в Париже). Не исключено, что кинотемы могли быть затронуты в ее очерках, которым отец гордился в 1936 г.: «умна, как чорт, и пишет прекрасно» (НСИП, 365).
В 1937 г. эта работа была продолжена уже в Москве. Пропагандистский пафос, которым проникнуты ее письма к друзьям из Москвы, был и заданным (А. Эфрон работала под присмотром людей из НКВД), и вполне искренним. Ее увлекала работа студии кинохроники, «где озвучивают для заграницы фильмы о советских полярниках»[7]. Вероятно, увлечение кино способствовало ее знакомству и дружбе с И. Д. Гордоном (1907-1969). В 30-х годах он был режиссером и монтажером кино, работал с Рене Клером, о котором в 1935 г. восторженно упоминает С. Эфрон (НСИП, 363).
Впоследствии А. Эфрон упоминала кино чаще в негативном контексте. Она признается Б. Л. Пастернаку:
«Когда-то девочкой я очень любила его, сейчас же совсем не переношу. Все его условности — грим, декорации, освещение — угнетают» (20 ноября 1949 г.)[8].
Только «лет до 20-ти рыдала над чеховской “Каштанкой”, плакала в кино и т. д.» (17 апреля 1950 г.)[9], а теперь «отпало много лишнего и осталось много подлинного, т. е. отнято всяческое кино, всяческое легкое чтение и смотрение, всякий интерес к этому, всякая потребность» (6 мая 1952 г.)[10].
Неизменно ироничны ее рассказы о лагерных и деревенских киносеансах, но остатки былого интереса проглядывают:
«На днях впала в детство — затаив дыхание смотрела “Монте-Кристо” в кино. Только, к сожалению, не дублировано, почему-то все говорили по-французски» (8 сентября 1950 г.)[11].
Е. Я. Эфрон она пишет:
«некоторое время тому назад получила 2 № “Нового мира”, где особенно заинтересовали меня статьи о советском кино и о советской сатире» (11 января 1950 г.)[12].
Теперь «кино» — нарицательное обозначение «дешевки»:
«Перечла Бальзака и в ужас пришла, фальшивка, дешевка, но … с проблесками настоящего. … А ранний Алексей Толстой — сплошной сценарий для немого кино!» (12 февраля 1951 г.)[13].
В том же духе высказывание о «Буре» И. Эренбурга:
«Масса раздробленных эпизодов — похоже на немое кино с громкими комментариями» (3 июня 1954 г.)[14].
Но кино сохраняло для нее ностальгическую ценность, она вспоминала об увлечении матери, об общей «любви к прогулкам, к кино» с братом[15].
Другие статьи по теме:
1. Сергей Эфрон и киноиндустрия
ЛИТЕРАТУРА:
- МЦ-НГ — Цветаева М., Гронский Н. Несколько ударов сердца / Подгот. текста Ю. И. Бродовской, Е. Б. Коркиной. М., 2003.
Цветаева 1-7 — Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 т. М., 1994-1995. - НСИП — Цветаева М. Неизданное. Семья: История в письмах / Сост., подгот. текста, коммент. Е.Б. Коркиной. М, 1999
- НЗК I — Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. Т. 1: 1913–1919 / Подгот. текста, предисл. и примеч. Е. Б. Коркиной и М. Г. Крутиковой. М., 2000
[1] Саакянц А. Марина Цветаева: Жизнь и творчество. М., 1997. С.390.
[2] РГАЛИ, ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 323.
[3] Эфрон А. Мироедиха. Рассказы. Письма. Очерки. Федерольф А. Рядом с Алей. Воспоминания. М., 1996. Вклейка.
[4] Там же. С. 101.
[5] Эфрон А. «А душа не тонет…»: Письма 1942–1975. Воспоминания. М., 1996. С. 323.
[6] Там же. С. 105.
[7] Кудрова И. После России. С. 313.
[8] Эфрон А. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери. М., 1989. С. 333. Там же — уничижительная оценка американской версии «Ромео и Джульетты».
[9] Там же. С. 346.
[10] Там же. С. 410.
[11] Там же. С. 362.
[12] Эфрон А. «А душа не тонет…». С. 62.
[13] Эфрон А. О Марине Цветаевой. С. 385.
[14] Там же. С. 434.
[15] Марина Цветаева в письмах сестры и дочери. II. Письма А. С. Эфрон А. И. Цветаевой (1943–1946) // Нева. 2003. № 4. С.193.